ДОРОГОЙ ПРАВНУК!

В предыдущем письме я подробно описывал тебе, как сорок семь лет назад я принял непростое решение уволиться из давно не существующего органа, называвшегося ранее «Следственный комитет России» и вступить в ряды адвокатов.

То письмо писал я тебе от руки, это же печатаю на своей старенькой клавиатуре Chicony, не пользуясь ментальным набором. То были удивительные времена— ревущие двадцатые — мы были молоды, дерзки и непримиримы. Я хочу рассказать тебе об одной, запавшей в душу, истории. Она выделяется на фоне других дел, в которых мне, как адвокату, пришлось поучаствовать. Это в следующих письмах я тебе расскажу, как мы доказали невиновность целого трудового коллектива при отправке через границу двигателей, как будто на Украину. Позднее я поведаю тебе, как человека оправдали после обвинений в получении взяток больше чем на миллион рублей. Не хихикай, правнук, тогда это были серьезные деньги…

Но вот прямо сейчас расскажу я тебе историю девочки, которой довелось родиться по счёту четвертой в не самой богатой семье. Они жили на верхнем этаже обычной владивостокской квартиры, летом в окна которой по утрам стучался туман, а зимой студеный ветер вытягивал остатки тепла. Девочку звали Мария, ей было 16 лет и у её родителей не всегда было время, чтобы разговаривать с ней на жизненные темы. Мария была миловидной стеснительной блондинкой с серыми глазами. Её родители были заняты зарабатыванием денег, и неважно, сколько зарабатывает человек: двадцать тысяч или миллион, — он тратит на это всё свое время, и порой забывает о других важных вещах. Нельзя сказать, чтобы Мария была совершенно забыта родителями, но они не смогли создать для нее атмосферу благополучия, а в доме всегда витала идея заработка. Вскоре Мария познакомилась с одной весьма бойкой девочкой по имени Яна. Мария не научилась разбираться в людях и разглядела в Яне, как ей казалось, лишь положительные черты. Яна с детства была сиротой, бабушка отчего-то не согласилась оформлять над Яной опеку, и та попала в детский дом. О Яне можно было сказать, что она неглупа, симпатична, уверенна. Но трудно, когда тебе шестнадцать лет, провести грань между умом и неглупостью, красотой и симпатичностью, уверенностью и наглостью. Яна хорошо чувствовала людей, могла манипулировать, обманывать, вызывать чувства жалости, мастерски жонглируя эмоциями, на ходу меняя маски, облачаясь то в рясу шута, то высказывая мудрые философские мысли. Не насторожило Марию и то, что ранее взятые у неё в долг деньги Яна не спешит отдать. «Завтра, она ведь обещала отдать завтра» — всякий раз говорила себе Мария и продолжала по-прежнему вести дружбу с Яной, погружаясь в беспечный водоворот подростковых страстей, эмоций и событий.

Однажды Яна, набросив на себя маску серьезности, сказала, что хочет серьезно поговорить с Марией.

— Маша, у меня к тебе разговор. Мы ведь лучшие подруги, и я хочу поделиться с тобой одним секретом. Я научилась снимать антикражные устройства со шмоток в магазинах одежды. Если ты мне поможешь, то мы вместе сможем получить любые вещи, которые только захотим! Мальчишки будут ложиться перед нами штабелями, и никто не посмеет сказать, что мы ходим в обносках!

Глаза Марии загорелись, ведь Яна мастерски затронула самые сокровенные струны в душе Марии. Словно виртуозный музыкант Яна вела свои игру, развивая мелодию, точно угадывая, какие аккорды звучат в сердце Марии, и, повторяя их, добивалась синхронного звучания в унисон. Вскоре Мария согласилась, как предложила Яна, «стоять на атасе», то есть, предупреждать о приближении сотрудников магазина, «шифроваться», то есть, прятаться, а при необходимости —«лепить отмазки», то есть, отговариваться. «Это настоящая работа!» — убеждала Яна Марию. «Очень важно человеку иметь работу» — вспомнила Мария слова матери и ее желание найти новую «работу» стало, как ей казалось, крепким как алмаз. Однако карандашный грифель, как и алмаз, состоит из того же углерода. Да вот порядок расположения атомов у них совсем разный — потому и мажет грифель своим безобразным чёрным цветом белый лист, пачкает руки, да и хрупкий совсем, не чета драгоценному алмазу.

Вот так Яна и начертила на белом Машином листе свои каракули, а Маша по простоте своей и приняла их за великолепные вензеля. Одна беда у карандашных надписей — ластик их хорошо стирает. Иногда и человек может сойти за ластик и стереть из чьей-нибудь жизни неприятные элементы биографии. Вот и прадед твой побыл немного тем ластиком, и пришлось мне потрудиться немного, вычистить испорченный лист.

Бывают люди, совершенно не приспособленные к преступлениям: не благословил их Гермес, не везет им в этом деле. Вот и Мария не обладала такой склонностью. И вот пошла Мария с Яной в магазин одежды. Яна уверенными движениями набрала в корзинку понравившиеся ей вещи и прошла в свободную кабинку. Мария проследовала за ней, унимая дрожь в ногах. Яна шепнула, чтобы Мария держала шторки кабинки, а сама приняла отточенными движениями снимать с вещей антикражные устройства и помещать их в свой рюкзак, помнивший запах не одного десятка новых вещей из этого магазина. Часть вещей Яна вернула назад, как не подошедшие, и с невозмутимым видом проследовала к выходу. Мария — за ней.

В ту смену на работе были довольно прыткие продавцы, быстро заметившие недостачу и сообщившие куда следует. В те времена, правнук, системы видеонаблюдения только начинали появляться, не то, что сейчас. И, на беду неудачливых подруг, камера имелась в том самом магазине. Сотрудники полиции незамедлительно провели сложный комплекс ОРМ, связанный с демонстрацией фотографий директору близрасположенного детского учреждения, и им, несчастным, наконец, улыбнулась удача: директор узнала Яну. Не составило труда её обнаружить и задать несколько вопросов, ответы на которые и дали представление и о личности Марии. В предвкушении раскрытия групповой кражи и повышения раскрываемости подобных, сотрудники полиции, ввалились в кабинет, сорвав экзамен, и задержали… нет, не террориста, но хотя бы вора — пусть и мелкого, — Марию и доставили ее в отделение. Одновременно, с работы вытащили мать Марии и приготовились протоколировать злодеяния.

Полные гордости за свою ответственную работу, сотрудники полиции забыли разъяснить участникам проверки права отказаться от дачи пояснений. И не просто забыли: в протоколах и вовсе отсутствовали такие сведения о разъяснении прав. Зато сотрудники полиции не забыли рассказать Марии и ее матери, что произошедшее является всего лишь мелким хищением, уголовно не наказуемо, и всё окончится небольшим штрафом и никак не повлияет на дальнейшую жизнь. Успокоенные этими завораживающими речами, сулящими скорое окончание стресса, Мария и ее мать, не особенно вникая в содержание, подписали предложенные сотрудниками полиции документы и покинули отделение полиции.

Однако червь сомнения всё же поселился в душе матери Марии. Видать, материнское сердце что-то чувствовало, подсказывало, пыталось направить на нужный путь. А когда тебе что-то шепчет сердце, надо просто прислушаться и выполнить его веление. Чаще всего сердце шепчет: «Ищи адвоката!». И вот твой прадед был найден этими заблудшими душами, и уже на первой консультации стало понятно, что медлить нельзя. К тому времени, ничтоже сумняшеся, оперативные сотрудники направили материалы в орган следствия. Прадед твой, казалось бы, и не сделал ничего на том этапе, кроме проведения нескольких разговоров, а всё же не дал повернуть в сторону речке, которая перерастает в селевой поток и сносит всё на своем пути. Поток этот в ту пору назывался «возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица». Как только возбудили дело в отношении лица, предъявили обвинение — всё, нет пути иного у следователя: или он, или обвиняемый пойдет под суд. Чёрно шутили даже, что обвиняемый, которому предъявлено обвинение именуется обреченным, обвиняемый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор именуется галлюцинацией. Вопрос виновности ни в судах, ни в правоохранительных органах давно никого не интересовал. Куда больший интерес вызывал вопрос доказанности вины. И высоки ставки в этой игре были в начале двадцатых годов, и не было конца этим чёрным играм, покуда… да ты и сам знаешь, что произошло, не о тёмных временах речь ведём.

И вот прадед твой возьми, да и скажи следователю, что, мол, после не самого законного доставления, прав никаких не разъяснили, прочитать не дали, содержание действительности не соответствует. И рассказал, как на духу, как всё было на самом деле с Марией и о роли ее не умолчал, подал ходатайство, а на случай допросов — ордер адвоката — это небольшая бумазейка такая на защиту конкретного человека. Нахмурилась следователь, а её майорские погоны, не знающие промаха, подсказывали ей недобрые исходы. Спустя пару дней следователь возбудила уголовное дело по факту, пригласила на допрос Марию с её матерью и прадеда твоего не забыла.

Перед допросом тряслись у Марии руки, будто облюбовал ее несносный старик Паркинсон, дрожал голос её как пламя свечи на ветру, но пересилила Мария себя, собралась, и на встрече с адвокатом вспомнила, как всё было на самом деле, уверенно рассказала, что да, ходила с Яной в магазин, и видела, как Яна крадёт вещи, но сама в этом ей никак не помогала, внутри себя осуждала такой поступок, но, в силу возраста и отсутствия жизненного опыта не знала, как быть и потому молча ушла.

Это же рассказала Мария и следователю, а мать ее тоже дала показания о том, что Мария ни в чем не нуждалась, доход в семье был, и не было у Марии причин для краж.

Закончилось для Марии дело ничем, так и осталась она «свидетелем». Что случилось с Яной — мы не знаем. Мария после этого поступила на учебу, выучилась. Всё у нее стало хорошо, более не ступала по кривым дорожкам, насколько я знаю. А уж, если бы вступила она на такую дорожку, то я, боюсь, узнал бы об этом в числе первых, уж больно мать ее сильно меня благодарила, поздравляла потом со всеми праздниками и рада была столь удачному исходу.

Потому и важно, правнук, извлекать уроки из чужих ошибок, глядеть в корень смолоду. Не позволяй никому пачкать листы твоей жизни, лишь ты один автор судьбы своей и только тебе чертить на чистых ещё листах своей жизни. Но знай: порой не карандаш в руках, а чернильное перо, думай, что и как писать будешь, ведь видно этот всем будет, а, главное, тебе эту книгу истории своей неоднократно перечитывать и смотреть меж страниц. Желаю, чтобы не чувствовал ты горечи за дела свои, живи по Совести и детей своих научи тому же. Уделяй им времени своего побольше, помни наши с тобой беседы. Помимо того, что продвижение в деятельности зовется карьерой, не забывай, что ещё карьер — самый быстрый бег лошади. И сколько суждено проскакать той лошади на пределе сил — одному Богу известно.

И пусть не родился ты ещё, правнук, но я знаю: самая адская машина, изобретенная человеком, — это часы: не знает она ни покоя, ни остановок, и неумолимо гонит вперед свои острые стрелки. Придёт то время, когда прочтешь ты мой рассказ, а может, услышишь его из моих уст. Время придёт, хоть и самый тёмный час — всегда перед рассветом.

Твой прадед, Геннадий Григорьев