Эссе "Дорога домой..." (автор: Сергей Сотов, адвокат АППК)
Эссе "Дорога домой..." (автор: Сергей Сотов, адвокат АППК)
ДОРОГА ДОМОЙ…
Эта история не обо мне, хотя я невольно и стал её участником. Она затронула многих, и равнодушным к ней не остался ни один из них (включая меня, как ни прискорбно, вот тебе и профессиональное хладнокровие). Она совсем не про юриспруденцию, юристов, суды и правила, она про человеческое терпение. И, к сожалению, также не мое. Несмотря на то, что история описывается с соблюдением условий адвокатской тайны, некоторые детали в ней изменены для простоты и удобства изложения. Просто так легче. И, кажется, так правильней.
Это был очень тяжелый во многих отношениях год, но вполне обычный для меня рабочий день. Тихий, спокойный и солнечный сентябрь. Сентябрь, который затянулся на несколько лет.
Очередным моим доверителем оказалась женщина, потерявшая супруга. А точнее, его у нее забрали обстоятельства. Уже и не знаю, как им стало известно обо мне, у меня в «копилке» было несколько несчастных случаев на производстве, но ни одного из них — на железной дороге. И те, кто с этими случаями сталкиваются, понимают сложность этих дел — приходится начинать разбираться в специфике работы, при которой несчастный случай произошел. Приходится погружаться с головой в правила, нормативы и т. д., поскольку на одних кодексах и федеральных законах это не взлетит. А пока ты погружаешься, ты начинаешь обрастать «грузом»— слухами, сплетнями, доказательствами наличия того, что у каждой работы и у любого коллектива есть своя изнаночная сторона. Порой погружаешься настолько, что всплывать уже бывает тяжело.
Он был простым работником на железной дороге. Из тех, кого называют «обычный мужик», средних лет, семья, жена, дети, дом-работа. Обычное семейное счастье, простое, но недоступное многим своей простотой. Работал когда-то машинистом думпкара (вагон-самосвал, машинист — это его оператор), когда состояние здоровья перестало это позволять, перевелся на работу попроще в той же сфере — монтажник конструкций на ж/д.
По традиции, в серьезных организациях местами не хватает кадров. Иногда катастрофически. Это как дыры во фрегате, в которые начинает поступать вода, заполняя трюм. Вода поступает, а досок не хватает, и эти дыры начинают затыкать живыми людьми. А из глубин темного моря под названием «жизнь» сквозь эти дыры уже смотрят акулы.
Случилось что-то из разряда производственной необходимости, какое-то стихийное бедствие или что-то около того, где-то там, не у нас, далеко, но организации внезапно стало нужно направить железнодорожный состав в проблемный район. Состав, состоящий из думпкаров (самосвалов), такой называют думпкарная вертушка. У вертушки есть несколько машинистов, машинист поезда — это понятно, даже если ты на железной дороге, которая ведет только вперед, кто-то должен «крутить руль и нажимать на педали». А еще у вертушки есть машинисты думпкаров, их операторы, люди, которые ими управляют на загрузке и выгрузке.
И оказалось, что под рукой в экстренной ситуации машинистов думпкаров не оказалось. Не знаю почему, да и не хочу знать, меня не интересовали в этой истории причины, интересовало то, как в этой ситуации распорядились людьми. А распорядились просто, нашего «обычного мужика» и его напарника, бывших машинистов думпкаров, внезапно отправили поработать в данном качестве несмотря на то, что они уже машинистами быть не могли — не позволяло здоровье, отсутствие прохождения очередного обучения (переаттестации) и т. д.
Но их отправили и это уже факт. Хотя не могли. И чтобы слегка скрыть этот факт в приказе «об отправке» было указано, что они направляются для сопровождения вертушки. Вот так просто. А то, что они будут на ней по дороге подрабатывать по непредусмотренному трудовым договором профилю, человеку, который их отправил показалось неважными деталями, про которые, видимо, никто не узнает. Все будет хорошо, ведь если ты пропустил подготовку, у тебя в запасе всегда остается надежда. Надежда, что всё обойдется.
Но не обошлось.
В пути он погиб. Выпал из вагона и, либо погиб от падения, либо его сбил следом идущий поезд. Это уже не было установлено, да и не стало важным для юристов. И перед тем, как выпал, опять же если я помню правильно, с напарником выпил немного спиртного. Удобно для работодателя, ведь выпавший из вагона пьяный работник напрашивается на навешивание на него всех собак. Выпал пьяный— сам виноват, земля пухом, но надо было думать.
Предварительный разбор полетов произошел быстро. Коллективный работодатель для себя решил, что «все здесь понятно, мы не виноваты и это главное». Создали комиссию по расследованию несчастного случая. Все шаги сделаны, все мероприятия выполнены, жизнь продолжается, будьте бдительны.
Чего абсолютно не хватило в качестве объяснения моей доверительнице, которая как раз и пришла на работу мужа узнать подробности его гибели. Как вы думаете, что происходит в голове у человека, у которого жизнь забирает спутника жизни, а потом вешает его на доску позора, еще когда траур даже не прошел? Я не знаю, но представить могу. Могу представить новую вспышку горя, а заодно и ярости по отношению к людям, которые отважились это сделать.
Деньги ей были не нужны, совсем. Эта идея пришла позднее, ибо первоначальной было установление всех обстоятельств происшествия, как и то, почему он вообще туда отправился. И без ответа это нельзя было оставить.
Итак, мы ударили по рукам, я получил доверенность и соглашение на представление интересов на очень долгий срок с неограниченным объемом полномочий и согласие моего доверителя на всё, начиная с участия в рассмотрении несчастного случая работодателем. На вопрос: «Что еще нужно от меня?», я ответил: «Дальше — только терпение. И желательно много».
С этого мы и начали, комиссия под руководством государственного инспектора труда (увольнение которого было уже и не за горами) собралась в большом зале и за большим столом. Материалы еще доходили, но как я понял уже по ходу заседания, проект акта расследования уже был готов. Акта, в котором единственно виновным был указан погибший. И никакой связи с производством, сам упал — сам виноват, проблема не наша, хоть и мы вас понимаем. Я, не скрою, совсем растерялся от того, что комиссия вместо обсуждений деталей и фактов, а также материалов, которые еще стоило запросить, стала тратить время на мою скромную персону в попытках убедить меня, что им безумно жаль семью погибшего, но как-то так получается, что никто кроме него не виноват.
А надо сказать, что на этот момент, все эти интересные нюансы с направлением в разных качествах на работу еще не было известны ни мне, ни моему доверителю, соглашение со мной было заключено всего лишь днем ранее, деталей никто не знал, объяснять нам их так же никто не собрался. Слушал я это, по-моему, около получаса, но всё равно смысл этого хорового убеждения понять не смог. Чем все закончилось? Ничем, я просто встал и сказав, что видимо всем удобнее делать вид, что я здесь не для участия в заседании и высказывании своего мнения, сказал, что мнение комиссии меня устроит в письменном виде, в виде акта, который мы получим, когда он будет готов. После чего, мы перейдем уже на язык юристов в письменном виде, раз уже мое присутствие и мнение устно никому не интересно.
И я ушел. Моя доверительница со мной согласилась, что это было разумнее, смысла присутствовать там было не особо много. И потом мы получили акт. В котором было все то же, в чем меня пытались убедить на заседании. И мы подали жалобу в Государственную инспекцию труда, указав пару моментов поинтереснее тех, что были указаны в акте.
Инспекция согласилась поначалу, нам прислали красивое письмо, что проводится дополнительное расследование, государственный орган разберется, оставайтесь на связи. На связи, которой не было еще долго.
Нет, мы, разумеется, не сидели на месте, я ходил на приемы к инспектору, к его руководству, подавали заявления, ходатайства, разъяснения, но, по странному стечению обстоятельств, инспектора, проводящие это расследование, стали часто меняться, сказалась текучка кадров. Дополнительное расследование шло уже второй год, на моих глазах увольнялся уже третий инспектор.
И я стал бороться уже с инспекцией. Писал жалобы — Роструд, Минтруд, прокуратура, ходил бесконечно на приемы везде где мог, ходил на приемы к этим инспекторам, у которых мнение относительно обстоятельств тоже было разным, случай был сложным, с наскока победить его не получалось, а я все время работы по этому делу тратил уже не на погружение в детали и нюансы специфики работы погибшего и его взаимодействия с работодателем, а на бесконечные попытки заставить инспекцию вести расследование более деятельно. Дошло до административных исков на бездействие, которые также мало к чему привели. Но рукава были закатаны до самых плеч, и я пытался выбить правду моему доверителю со всех сил, которые были.
На ее месте многие бы уже потеряли терпение, столько она прочла различных ответов из разных ведомств и органов иногда четкого иногда более чем размытого содержания. Нить расследования стала теряться, но, внезапно, новый инспектор решительно его закончил, выдав заключение о незаконности акта расследования с указанием на вину работодателя, а также предписанием работодателю бегом оформлять акт по форме Н-1. Этот ход дал новый импульс и надежду на скорую развязку. Развязку, которой, по классике жанра, снова не произошло еще год.
Работодателю выводы инспектора очень не понравились, и можно было понять, в заключении инспектор указал виновными сразу несколько человек, включая руководителя. А также указал, что погибший был направлен на работу, на которую быть направлен не мог, так что со стороны работодателя изначально уже имело место нарушение закона. Про связь несчастного случая с производством также инспектор указал. И работодатель подал административный иск в суд по месту нахождения инспекции с требованием о признании требований инспектора и его заключения незаконным. Моего доверителя (в моем лице) привлекли к участию в рассмотрении иска судом в качестве заинтересованного лица, чего мы ждали заранее и уже даже написали об этом ходатайство, но не пригодилось, суд решил так по собственной инициативе.
И суд начался, преподнеся мне очередной сюрприз. На него не пришел сам инспектор. А КАС РФ требует от госоргана отстаивать свою правоту и доказывать законность своих действий и решений. А инспектор не пришел. И не приходил. Не помню, в силу каких причин, но не пришел, и произошла интересная рокировка, отстаивать точку зрения инспекции пришлось уже мне, раз уж мнения в этот раз совпадали. У жизни интересное чувство юмора, орган, с которым я воевал вплоть до подачи на них жалоб в максимально высшие инстанции и который затаскал по судам, теперь я защищал с тем же пылом, убеждая суд в том, что его решения законны и обоснованы.
Но процесс не клеился. Пробовали на вкус ощущение, когда ты заранее знаешь к чьей точке зрения склоняется суд? Я знаю, я его тогда первый раз попробовал. А полноценно отстаивать точку зрения инспектора я не мог, потому что до конца сам ее не понимал, обоснование в заключении было очень скупым, сам инспектор уволился, ни у кого и не узнаешь. Так прошло несколько заседаний, со стойким ощущением, что административный истец давит заключение паровым катком и закончит тем, что превратит его в блин. Точка зрения истца была проста, в приказе об отправке значилось
«направляется для сопровождения вертушки», иного не доказано, а «для сопровождения» значит в качестве проводника (что допустимо), а не в качестве машиниста (что не совсем допустимо).
Материалы расследования и всех документов, что я накопил за год с лишним, я изучал долго. Неделями. Просто перечитывал их бесконечно, пытаясь понять, откуда инспектор взял эти выводы, потому что первое объяснение выглядело так, как будто взял он их с потолка.
Заметили, как в этой истории куда-то с самого начала подевался напарник погибшего, человек, который мог бы пролить свет на всю историю? От него работодателем было отобрано максимально краткое объяснение, которое никому ничего не давало, кроме самого факта, что он был опрошен и отброшен за ненадобностью. Моя доверительница несколько раз предлагала ему посетить суд в качестве свидетеля
и рассказать, как все было, в каком качестве он с ее мужем отправился в путь и что конкретно там делал, да, работодатель в опросе этот момент как-то упустил. И стать свидетелем он желанием не горел. По причинам, которые казались понятными, люди не любят участвовать в судах, а тем более давать показания, которые могут осложнить отношения с работодателем.
Итак, мы остались ни с чем, свидетель отказался, а я не мог найти в документах ответ. До одной ночи, которой все изменилось. Я перечитывал документы уже даже не в пятидесятый раз, пытаясь найти свидетельство уловки. И я его нашел. Работодатель настолько педантично подошел к отправке работника на работу в качестве машиниста, а не проводника, что на всякий случай ознакомил его с инструкцией по охране труда для машинистов в виде целевого инструктажа. В голове что-то сдвинулось, а шестеренки заработали снова, когда возник вопрос: «А если его направили в качестве проводника, зачем его знакомить с инструкцией для машинистов?». И все встало на свои места. Приказ об отправке был составлен так, что в нем роль погибшего была указана неопределенно — «для сопровождения вагонов». Административный истец пытался убедить, и почти убедил, суд в том, что это означает в качестве проводника. Но вагоны нельзя было отправить без машинистов вертушки. Инструкция, которая как раз и была доведена до погибшего и его напарника, это запрещает. Как и запрещает быть машинистом без постоянного обучения и надлежащего медицинского осмотра.
И только в этот момент я понял, почему в приказе о направлении роль погибшего указывалась как «сопровождение вагонов», ведь по этой же инструкции их сопровождает как раз бригада машинистов вертушки. Просто приказ тактично опустил указание, на то, что работники направлены в качестве машинистов. Постигнув эту логику, на следующее заседание, я попытался ее донести суду. Это было одно из самых интересных моих выступлений в судах, учителя бы гордились, а кто-то из наставников возможно бы стал похож на Халка от зависти. Поскольку не было однозначного и максимального простого доказательства того, что два напарника отправились в путь как машинисты, для того, чтобы это понять, надо было понять логику событий.
После моей речи административный истец сослался на то, что иск им был подан с нарушением подсудности и попросил направить его для рассмотрения в другой город, что суд и сделал, направив его для нового рассмотрения по месту нахождения работодателя, несмотря на мои возражения. С момента как меня наняли к этому времени прошло больше двух лет. Терпение кончалось уже мое, и кончалось максимально быстро, к этому моменту я давно уже не был отстраненно хладнокровным, злился и нервничал, конца и края этим спорам было не видать, но, что странно, у моего доверителя оно не иссякало, вместе со здоровой злостью к оппонентам. И мы опять стали ждать.
А потом все с начала. И опять суд, с самого начала, и опять попытки истца убедить суд в том, что работник поехал в путешествие не в том качестве, в каком его туда действительно послали.
И опять моя проникновенная речь и мои попытки убедить суд в логике, которая была спрятана в словах документов. Пока в один из дней не произошло то, чего я не ожидал, да уже и махнул рукой на это — в суд пришел давать показания напарник погибшего. Не знаю в какой момент, но он решил прийти и рассказать все как было. Просто так. Потому что решил, что так все-таки будет честно по отношению к погибшему. И полностью подтвердил в красочном рассказе в суде то, до чего я с трудом дошел логикой, ища намеки в документах. Случайно, но оно случилось. И больше инспектор мне не был нужен, ибо за рулем парового катка уже находился я.
Суд, на первый взгляд думая не очень долго, принял решение отказать в иске, но к описанию мотивировки подошел досконально и всё в решении, включая показания свидетеля и подробную оценку материалов инспектора отразил. Хорошее решение, такие называют железобетонными, каким оно и являлось, спокойно устояв под градом апелляционных и кассационных жалоб в двух вышестоящих инстанциях.
И с этого заключительного аккорда стало понятно, чем закончится бой. Можно было убрать материалы расследования со стола, поскольку люди знающие понимают, что на основании материалов расследования и его заключения, устоявших перед судебным оспариванием, получение компенсаций и страховых выплат дело сугубо техническое.
И хотя впереди ждали другие суды, споры и переписки: с госорганами, организацией работодателя и т. д., это уже было простым и понятным. Бой был окончен еще до гонга. Правда восторжествовала. А на остальное всем было наплевать, ибо ни одни деньги для прошедших через это того не стоили.